Стихи о горах и водах
Лу Ифэй 2 Эскиз
Фэн лю — ветер и поток
«Мудрый (Чжи чже) наслаждается водами. Человечный (Жэнь чже) наслаждается горами. Мудрый подвижен. Человечный спокоен» (Кун Цзы «Лунь-юй», 6, 21).
«Родилась душа человека и появилось слово. Появилось слово и воссияло Вэнь. Оно заключено во всем, в красоте природы, в узоре туч. Каждая форма мира рождает себе особое выражение, и каждый звук рождает вэнь… Вэнь слова есть душа Неба и Земли» — скажет Лю Се (465-522) в трактате «Дракон, изваянный в сердце Вэнь». В поэзии Китайцы выражали «душу» неба и земли.
Китайская традиционная поэзия и живопись имели особенности, которые объединяли в них как чисто художественные черты так и выделяли их в область духовной деятельности. В этом плане на первом месте стояли пейзажные произведения. Они представляли природные явления, которые традиционно относились к энергетическим стихиям, наполнявшим мироздание и в китайской традиции именовались «Инь» и «Ян». Явления природы противопоставлялись жизни в обществе, наполненной борьбой, страданиями, насилием. Природный мир мыслился как сфера чистоты и покоя, гармонии и высшей духовной красоты. Пейзаж «Гор и вод» являлся материализованным выражением этих идей.
Горы наполнены энергиями Ян. Горы вздымаются ввысь, высоко поднимаясь над городами, селениями, деревнями, всем, чем живут люди в потоке сансары. Горные вершины вздымаются в высь, в небо и наполняются энергией Ян. Воды в виде потоков, низвергающихся с гор, полны энергии Инь. Наблюдение за потоком расслабляет и смягчает напряжение, созерцание гор наполняет силой и ощущением равновесия и духовного могущества, бесстрашия и благородства. Отшельники, стремящиеся к просветлению, искали его в горах.
Путь китайского поэта был труден. Чтобы получить государственную должность нужно было сдать экзамен. И, кроме того, уметь писать стихи. Но не каждый чиновник становился поэтом. А те, кто получали должности, кроме занятий поэзией, должны были исполнять трудную государственную службу. Моральные качества такого поэта-управителя были основой их репутации. О добром правлении танского Бо Цзюй-и сунского Су Ши помнят и поныне.
Поэзия средневековья наполнена любованием кипарисами, цветами, травами. В пейзажах являлись буддийские монастыри в горах или разрушенные старинные храмы и святилища. На свитке минского художника Лу Чжи изображено жилище в горах — традиционное для того времени изображение пристанища отшельника в горах.
Лу Чжи. Жилище в горах
Кто такой отшельник, наблюдатель природы и ее близкий друг, образ проходящий через всю китайскую поэзию? Часто человек, занимающий высокую должность, но сумевший внутренне отвлечься от корыстолюбия от жестокости и карьеризма был своего рода отшельником. Именно это состояние помогало уму создавать поэтические шедевры, видеть мир иным взором, недоступным суетному человеку. Оправданием подобной свободы являлся принцип «фэн лю» — «ветра и потока». Следовать концепции «фэн лю» – значит быть естественным. Предельное раскрепощение, следование бессознательному, которое возникает из глубин мироздания — все это обеспечивало созвучность поэта с окружающим миром. Рожденный даосизмом принцип «фэн лю», органически вошел и в творческий метод литераторов буддийской школы чань (яп. дзэн). Художник — буддист видел явлениях, доступных органам чувств, только путь к внутреннему, существенному, потаенному.
Поэты были мыслящим слоем общества, в поэзии сосредоточилась и наука того времени и философия. В сунское время поэты были и самым влиятельным слоем общества. Потому что стояли у кормила правления.
Когда мы говорим об особенностях миросозерцания китайцев, не надо думать, что только исключительность характерна для нее. Поэзия описывала жизнь часто очень драматичную. И эта жизнь рождала поэзию удивительной внутренней силы и строгой классической красоты. Прекрасные стихи о «горах и водах» и «садах и полях» создавались в самые тяжелые моменты истории Китая и именно потому, что они не были простым пейзажем, обладали и сейчас имеют такую силу воздействия.
«Высшая добродетель подобна воде»,- пишет Лао Цзи.
Поэзия «гор и вод» и «садов и полей» — медиумическое приобщение к природе для китайского поэта и его читателя, приобщение к тому, что есть средоточие сокровенного: пустоты, «Безмолвного Ничто». Здесь находится Великое Дао –
Путь Вселенной, источник всего сущего. Великое Дао порождает ритмы, по котором все движется во вселенной: реки, волны, воздух, время. Любуясь ими, проникая духовным взором в их скрытую сущность, поэт достигает приобщения к Абсолюту.
Поднимаясь в горы, поэт меняет свое видение мира. Мирская суета видится ему уже незначительной. Преходящей.
Мэн Хао Жань (689-740)-выдающийся поэт эпохи Тан, «странник» и отшельник, друг Ли Бо.
Осенью поднимаюсь на Ланшань. Посылаю Чжану Пятому
На Бэйшане (В переводах Л.Эйдлина)
среди облаков белых
Старый отшельник
рад своему покою…
Высмотреть друга
я всхожу на вершину.
Сердце летит,
вслед за птицами исчезает.
Как-то грустно:
склонилось к закату солнце.
Но и радость:
возникли чистые дали.
Вот я вижу —
идущие в села люди
К берегу вышли,
у пристани отдыхают.
Близко от неба
деревья как мелкий кустарник.
На причале
лодка совсем как месяц.
Ты когда же
с вином ко мне прибудешь?
Нам напиться
надо в осенний праздник!
На горе Сишань навещаю Синь Э
Колышется лодка —
я в путь по реке отправляюсь:
Мне надо проведать
обитель старинного друга.
Закатное солнце
хоть чисто сияет в глубинах,
Но в этой прогулке
не рыбы меня приманили…
Залив каменистый…
Гляжу сквозь прозрачную воду.
Песчаная отмель…
Ее я легко огибаю.
Бамбуковый остров..
Я вижу — на нем рыболовы.
Дом, крытый травою…
Я слышу — в нем книгу читают..
За славной беседой
забыли мы оба о ночи.
Всё в радости чистой
встречаем и утренний холод…
Как тот человек он,
что пил из единственной тыквы,
Но, праведник мудрый,
всегда был спокоен и весел!
Перевод Л. Эйдлина
Провожу ночь в горной келье учителя Е. Жду Дина. Он не приходит
Вечернее солнце
ушло на запад за гору.
Повсюду ущелья
внезапно укрылись тьмой.
Над соснами месяц
рождает ночную свежесть.
Под ветром источник
наполнил свободный слух.
Уже дровосеки
все скоро уйдут из леса,
И в сумраке птицы
находят себе приют.
А он, этот друг мой,
прийти обещался к ночи,
И цинь одиноко
все ждет на тропе в плющах.
Осенью поднимаюсь на Ланьшань. Посылаю Чжану пятому.
На Бэйшане
среди облаков белых
Старый отшельник
рад своему покою…
Высмотреть друга
я всхожу на вершину.
Сердце летит,
вслед за птицами исчезает.
Как-то грустно:
склонилось к закату солнце.
Но и радость:
возникли чистые дали.
Вот я вижу —
идущие в села люди
К берегу вышли,
у пристани отдыхают.
Близко от неба
деревья, как мелкий кустарник.
На причале
лодка совсем как месяц.
Ты когда же
с вином ко мне прибудешь?
Нам напиться
надо в осенний праздник!
Летом в Южной беседке думаю о Сине Старшем
Вот свет над горою
внезапно упал на запад.
И в озере месяц
неспешно поплыл к востоку.
Без шапки, свободно
дышу вечерней прохладой,
Окно растворяю,
лежу, отринув заботы.
От лотосов ветер
приносит душистый запах.
Роса на бамбуках
стекает с чистым звучаньем.
Невольно захочешь
по струнам циня ударить,
Но жаль не услышит
знаток, кому это в радость…
При чувствах подобных
о друге старинном думы,
А полночь приходит —
и он в моих сновиденьях!
Ночью возвращаюсь в Лумэнь
В горном храме колокол звонкий —
померк уходящий день.
У переправы перед затоном
за лодки горячий спор.
Люди идут песчаной дорогой
в селения за рекой.
С ними и я в лодку уселся,
чтоб ехать к себе в Лумэнь…
А в Лумэне месяц сияньем
деревья открыл во мгле.
Я незаметно дошел до места,
где жил в тишине Пан Гун.
В скалах проходы, меж сосен тропы
в веках берегут покой.
Только один лумэньский отшельник
придет и опять уйдет.
На горе Сишань навещаю Синь Э
Колышется лодка —
я в путь по реке отправляюсь:
Мне надо проведать
обитель старинного друга.
Закатное солнце
хоть чисто сияет в глубинах,
Но в этой прогулке
не рыбы меня приманили…
Залив каменистый…
Гляжу сквозь прозрачную воду.
Песчаная отмель…
Ее я легко огибаю.
Бамбуковый остров…
Я вижу — на нем рыболовы.
Дом, крытый травою…
Я слышу — в нем книгу читают.
За славной беседой
забыли мы оба о ночи.
Все в радости чистой
встречаем и утренний холод…
Как тот человек он,
что пил из единственной тыквы,
Но, праведник мудрый,
всегда был спокоен и весел!
К вечеру года возвращаюсь на гору Наньшань
В Северный дом
больше бумаг не ношу.
К Южной горе
вновь я в лачугу пришел:
Я неумен —
мной пренебрег государь;
Болен всегда —
и поредели друзья.
Лет седина
к старости гонит меня.
Зелень весны
году приносит конец.
Полон я дум,
грусть не дает мне уснуть:
В соснах луна,
пусто ночное окно…
На прощание с Ван Вэем
В тоскливом безмолвье
чего ожидать мне осталось?
И утро за утром
теперь понапрасну проходят…
Я если отправлюсь
искать благовонные травы,
Со мной, к сожаленью,
не будет любимого друга,
И в этой дороге
кто станет мне доброй опорой?
Ценители чувства
встречаются в мире так редко…
Я только и должен
хранить тишины нерушимость, —
Замкнуть за собою
ворота родимого сада!
Пишу на стене кельи учителя И
Учитель там,
где занят созерцаньем,
Поставил дом
с пустынной рощей рядом.
Вдаль от ворот —
прекрасен холм высокий.
У лестницы —
глубоко дно оврага…
Вечерний луч
с дождем соединился.
Лазурь пустот
на тени дома пала…
Ты посмотри,
как чист и светел лотос,
И ты поймешь,
как сердце не грязнится!
Ночью переправляюсь через реку Сян
Путешествуя, гость
к переправе спешит скорей.
Невзирая на ночь,
я плыву через реку Сян.
В испареньях росы
слышу запах душистых трав,
И звучащий напев
угадал я — «лотосы рвут»…
Перевозчик уже
правит к свету на берегу.
В лодке старый рыбак,
скрытый дымкой тумана, спит.
И на пристани все
лишь один задают вопрос —
Как проехать в Сюньян,
он в какой лежит стороне.
На пути в столицу застигнут снегом
Здесь вдаль протянулась
дорога к Циньской столице.
Бескрайнее мрачно
здесь к вечеру года небо.
И в сумраке зимнем
конец луны и начало.
Нападавшим снегом
закрыты горы и реки.
Усталые гуси
пропавшую ищут отмель.
Без пищи вороны
кричат на пустынном поле.
И гость опечален —
напрасно он ждал приюта:
Нигде не увидел
он дыма людских селений!
В деревне у друга
Мой старый друг
на курицу с пшеном
Позвал меня
в крестьянское жилище…
Зеленый лес
деревню обступил,
Цепь синих гор
за ней уходит косо.
Сидим, глядим
на ток и огород.
Пьем, говорим
о конопле и тутах…
Когда придет
«двойной девятки» день,
Сюда вернусь
к цветенью хризантемы!
В ранние холода на реке. Мои чувства
Листья опали,
и гуси на юг пролетели.
Северный ветер
студен на осенней реке.
В крае родимом
крутые излучины Сяна.
В высях далеких
над Чу полоса облаков.
Слезы по дому
в чужой стороне иссякают.
Парус обратный
слежу у небесной черты.
Где переправа?
Кого бы спросить мне об этом?
Ровное море
безбрежно вечерней порой…
Се Тяо
Поэты и художники Китая следовать концепции «фэн лю» – быть естественным. Вместо разрушающей действительность логики , использовал или учитель мудрости аналогию, пример который мог раскрыть суть явления. Принцип «фэн лю» затем вошел и в творческий метод литераторов буддистов школы Чань. С темой «гор и вод», «отшельничества» переплеталась и поэтизация винного хмельного времяпровождения на лоне природы.
Мысли о бесконечном рождали у поэтов желание продлить день при свете светильников и свечей и предаться веселю, развеяв печать вином. Тема вина часто близка теме природы. Вино раскрепощает человека и дает возможность стать «естественным». Однако рядом с недолгой хмельной бравадой содействует печать. Да и сам хмель не глубок — он только средство и путь к естественности.
Се Тяо (464 —499). Служил при дворе императора У-Ди. Получил прекрасное классическое образование. Стихи писал в жанре ши. Они посвящены природе.
Ли Бо вохищался стилем поэзии Се Тяо
В стихотворении «В «Западном тереме» у Цзиньлинской стены под луной читаю стихи» Ли Бо писал:
Я луне напеваю, не в силах прервать эту ночку.
Трудно встретить созвучную душу в минувших годах.
«Шелковиста вода»: стоит вспомнить одну только строчку —
И «во мраке мелькнувшего» Се не забыть никогда.
Се Тяо
Камыши окружили далекие наши пруды,
Тростниковые стебли
Стоят у просторной воды.
Их весною покроет целебная влага росы,
А по осени иней
Коснется их нежной красы.
Тростники эти в бурю
Встречают речную волну,
И боятся на веки убить
Свою прямизну.
Так все сущее в мире
Судьба отмечает сама,
Но особенным знаком
Упорство души и ума.
Я отныне мечтаю
Подняться на облаке ввысь.
В бесконечное небо
На крыльях его унестись.
Гармоничная была связь поэзии с природой.
Весенней ночью в бамбуковой беседке преподношу чиновнику Цяню, который возвращается в Ланьтянь
Тихая ночь. Мир живых — покоем объят.
Лишь за рощей, порой, собаки лают, не спят.
Вспоминаю опять пребыванье в горном краю,
От ручья на закат — убогую келью мою.
Завидую вам: на заре вы уехать должны
Папороть рвать, богатство презрев и чины.
На свете, говорят, десятки тысяч гор,
Но холмиком одним не налюбуюсь я.
Здесь, у крыльца, есть все, что радует мой взор,
И не влечет меня в далекие края.
Стою на берегу во влажной духоте,
На осень посмотрю в открытое окно:
Как изменился сад, и птицы в нем не те,
Осенних орхидей вокруг полным-полно.
Достану из окна ветвистый старый сук
И подойду к ручью, что огибает дом.
Под мертвой чешуей зазеленел бамбук,
Белеют стаи птиц на поле травяном.
Цветов полна река у южных берегов,
У северной беседки — лотосы видны.
Круг солнца за нее вот-вот уйти готов,
Воздушный полог мой — в сиянии луны…
Пусть разожгут очаг, нарежут овощей,
Я соберу друзей за молодым вином.
Когда усталый сон сморит моих гостей,
Кому еще нужна природа за окном?!
Лу Ю
Лу Ю (1125-1210) -великий поэт. Один из самых замечательных поэтов эпохи Сун. Современник упадка династии, свидетель вторжения иноземцев, поэт тяжело переживал трагедию родины. Служебная карьера его не сложилась. Он пишет патриотические стихи. В лирических стихах поэт сумел выразить тончайшие оттенки человеческой души. Его поэзия классическая и ясная. Он как и все китайские поэты пишет о природе. По его мнению красота природы в простоте.
В сильный дождь на озере
Туман клубится в устье ручья-
озерная скрылась коса.
Дождь нежданный все поглотил-
горы и небеса.
Природе чуждо великолепие-
ее красота в простоте.
Луна в облаках провожает домой
рыбачьей ладьи паруса.
Ян Шэнь
Ян Шэнь ( 1488-1589)- поэт, чиновник, член Академии Ханьлинь. Был сослан В Юньнань на границу с Бирмой. Там он провел около тридцати лет, сочиняя стихи. Пользовался уважением местных деятелей культуры. Его жена тоже писала стихи.
Вторю песне моего друга Ван Шунь – Цина «Лодка плывет»
Луна ясна, безоблачен небосвод.
Видно отчетливо, как по Янцзы из края далекого лодка плывёт.
Словно вода, прозрачен свет, струимый луной,
Гладь Янцзы не тревожима даже самой малой волной.
С цветом неба сливается цвет спокойной влаги речной,
Плакучие ивы на берегах легко различить вдалеке,
Испуганы ярким светом луны, птицы кричат на песке.
Бросить бы весла и бечеву, подняться бы налегке,
С попутным ветром уйти в небеса, плыть по Небесной Реке
Оуян Сю (Перевод Г. Ярославцева)